Ничего этого я тогда не понимал. А вот мой отец каждый раз, уходя в мир сна, смотрел себе на руки, произносил несколько фраз, опускал руки себе на грудь, его дыхание останавливалось, потом происходил медленный выдох, и он проваливался в сон.
Для меня он уходил в мир сна, а он каждый раз, как оказалось потом, уходя в мир сна, прощался с жизнью. Делал это точно так же, как это делают птицы, только говорил тихо, почти про себя, несколько слов перед уходом…
То же самое происходило, когда он просыпался, только в обратном порядке. Он смотрел себе на руки и так же тихо говорил несколько слов. Слов не было слышно, только неясные звуки. Я за ним специально не наблюдал, но время от времени я такое видел.
Как-то, набравшись смелости, с прищуром в глазах я задал ему вопрос: «Я видел, что ты что-то говоришь перед уходом в сон и после пробуждения. Если это не секрет, расскажи».
Он со свойственным ему каменным спокойствием, не обращая внимания на мой скептический прищур в глазах, ответил: «Сынок, все очень просто. Когда я ухожу в мир сна, я могу быть там как сознательным, так и бессознательным — могу там проснуться, а могу и не понимать, в каком мире нахожусь.
Там, где я с осознанием себя не просыпаюсь, я все равно как безумием болен — нет ума, и я не могу отвечать за свои поступки. И потому, уходя в иной мир, я на всякий случай у Спасителя заранее прошу прощения и прошу Его, чтобы Он там меня отвел от недостойных поступков.
А когда я прихожу из мира сна, я благодарю Его, что Он меня там защищал. А в этом мире, где я себя полностью осознаю, за все свои ошибки я отвечу перед Ним сам».